Ты спрашивал, нашлась ли здесь искра для моего творчества? Смею сказать, что я обрёл в твоих края нечто большее!
Чивита-ди-Баньореджо, ты не источник вдохновения в привычном смысле, не место, которое можно просто зарисовать и увезти с собой. Ты требуешь большего: чтобы художник почувствовал твоё дыхание, прожил твой ритм, замолчал и только потом осмелился взять в руки кисть.
Я приехал сюда ранним утром, когда ты, Чивита, ещё спал. Туман стелился по улицам, как не выспавшийся призрак. Свет был серо-молочным, без теней, а фасады будто растворялись в нём, ускользая из реальности. Казалось, руины дышали. Стены, потрескавшиеся, но гордые, жили своей жизнью. Камень здесь не холоден, он помнит руки, которые строили, и сердца, которые прощались.
Чивита, ты меняешься каждый час. Утром ты похож на старинную гравюру, поблекшую, затёртую временем, но от этого лишь более драгоценную. Днём — почти весёлый: охра и ржавчина вспыхивают на солнце, словно воспоминания о лете. А к вечеру, когда небо становится медным, ты возвращаешься к самому себе — одинокому, но с тихой верой в завтрашний день.
Вчера я стоял с мольбертом у самого края утёса, там, где ты, Чивита, внезапно обрываешься в пустоту. Я не знал — рисовать ли то, что вижу, или то, что чувствую. Твои линии кривые, потому что время согнуло их. Цвет стен — не охра и не терракота, а оттенок ожидания. Здесь всё дышит прощанием, и именно это я пытался положить на холст.
Но среди этого тихого увядания я всё ещё чувствую дыхание жизни — хрупкое, настойчивое, как трава, пробивающаяся сквозь камень. Думаю, это же почувствовали и мои коллеги по ремеслу. Просто посмотри, как тонко и глубоко тебя передали художники — прилагаю фото, чтобы ты мог насладиться.
Ты знаешь — я всегда тяготел к умирающим городам. Венеция, Неаполь, Таранто… Но ты, Чивита-ди-Баньореджо, — иной. Ты не умираешь, а вдохновляешь быть выше времени. И, может быть, именно в этом — твоё светлое будущее.
Если успею, пришлю тебе пару этюдов. Может ты поделишься со мной своим видением.
