Глава I — СВЕТАЕТ
Конечна, конечно, Все в мире не вечно, Стелится молодость балочно реечно, Вчера только в школу, а вот уже венчана, Фата тонко тянется дорожкою млечною, Нежной улыбкой пощечина встречена, Жизнь оказала прием не сердечный. Конечна, конечно, Все в мире не вечно, Стелится молодость балочно реечно.
Ты Гильгамеша баш на баш Отдал в обмен на Издубара Из дурной мысли, что не шабаш, Не важно, кто есть наш. За ним и Эабани вслед Сменил правдивого Энкиду, Ты разом взял и опрокинул Наш ветхий но завет. И здесь мы вынуждены впредь Терпеть лжецарствованье брата, Но ведь это не он когда-то Поймал Хумбабу в свою сеть, Не он не за стремление к жизни Не к вечной не был поражен, Не он цветок тогда нашел, Не он же змеем сокрушен, Не тот приближен был к рассвету, Другой ступал на тропы те, Из пропасти другой вздымался, И слава не его удел.
Ты град Петра, Ты брат Москвы! С утра дожди Тревожат мрак. Вновь ускользаешь! Подожди Меня, мой друг, Ты мне не враг! Проснувшись вдруг Среди ночи, Смотрюсь в твои протоки, Только Лишь фонари по силе тока Запустят света круг В воде, мерцающей, как груда страз, За раз они исчезнут скоро, Минует пять утра, Пора свое брать поволоке дня. Ночь взяли мором — та сдалась, Молочный свет на Петрограде Течет. Со скорбью об утрате Интимной, тихой темноты Встаю. Ни рук, ни ног Не ощущаю от судорог, Сцепивших тело. Горит конечность — Бесконечность мук Конечна вдруг спустя минуту. Утро взяло свое, как будто, Уж солнце режется по щели Меж занавеской и окном. Одевшись еле, покидаю дом. Потом шагаю тротуаром, Поребриком, бордюром — прочь, Не в силах я помочь Ночи, Уж мочи нет, Я скрыта за туманом, Чайка кричит, Почти без четверти Уж восемь, Почит на лавке человек, А с ним и осень возлежала: «Усни! Куда ты побежала?» — Гласили позы спящих тел На лавке набережной Мойки, Как словно храмовый придел — Сокрален и несет идею, Все не разгаданную мной, Порой я все же приближаюсь К идее бога, храма, веры, Но их так много, рано мерю Шагами замощенный путь, Я в Петербурге утопаю, Мне не уснуть и пусть, Я знаю, что сон восстанет наяву, Не пропущу я эпизода. Сегодня в восемь в Яузу Мойка утра перетекала, Бурлил и пенился приток, Притом, блестел, сверкал, светился, Взревел конец, перекрутился Одной реки с концом другой — Сплелись. Сменились Виды. Утренний покой Покинул общество меня. Компания из спящих мирно На лавке, чайки заунывно Кричащие, каналы — все Остался мир, но Ничего из перечисленного ране, Я просыпаюсь — на экране Будильник рвется к пробужденью, Тенью лежит в окне закат, Четыре вечера — Москва.
Франкенштейн
Любовь есть взгляд на человека бога, Так подними свой светлый взор на миг, Не обративши на меня свое святое око, Ты скрыл под безобразием мой лик. За что караешь ты мою больную душу? К чему бросаешь тень на мой несчастный путь? Я Ной, которому не суждено доплыть до суши, Я нелюдь, зверь, что потерял всю суть. Когда я обрету покой, отец? Когда коснется взор сего больного тела? Когда подаришь мне целительный конец? Где расположена черта предела?
Горько в горле, Тянет под лопаткой, Сухо, красно, рвано. Так по чьей же воле Я становлюсь такой жалкой? Утро, ясно, рано, Слезно и обидно Просто поневоле, Честна, слаба ль — Не видно, Слеза катилась вдоволь. Мирная слезинка, Юности создание, Укатилась с носа, С лика В наказание За все те вопросы, Заданные ране, Все слеза бежала, Как капель в апреле, Дрожью кровь по ране, Покой на пасторале Быстро удалялся.
