
Сновидение — это проявление внутренней жизни, окно в глубинные слои нашей психики, через которое мы, вероятно, получаем доступ к объективным бессознательным процессам. Следуя за Делёзом, который мыслит реальность свободной от трансцендентного регулирующего начала, мы сделаем следующий шаг и спекулятивно опишем реальность сновидения как полностью имманентный себе, не сводимый к проявлениям, автономный объект: человек Жиль Делёз (1925–1995) предшествует Жилю Делёзу, соавтору «Капитализма и шизофрении», которого мы используем, чтобы написать этот текст.




Для Грэма Хармана, ключевой фигуры спекулятивного реализма и отца объектно-ориентированной онтологии (OOO), слово «объект» означает не только вещь, которую мы можем потрогать или увидеть, — это понятие становится у него радикально инклюзивным: объектом предлагается считать всё, что обладает определенными единством и автономией, не сводимыми к своим компонентам, реляциям или эффектам [15]. Это значит, что объектами могут называться нематериальные сущности: события, в том числе в текстах, сами тексты, идеи или даже отношения.
Например, объектами в хармановской онтологии будут считаться: писатель Франц Кафка (не сводимый к своему телесному составу или к отношениям с отцом); его рассказ «Превращение» (не сводимый к буквам на странице или к намерениям автора); Грегор Замза (не сводимый к его описанию или к читательской рецепции); его превращение в насекомое (не сводимое к главе в энтомологическом атласе); наша интерпретация этого рассказа как выражения тотальной экзистенциальной несвободы (не сводимой к персональной несвободе каждого из читателей); состояние культуры, в котором становятся возможными такие интерпретации (не сводимые ни к кому из отдельных интерпретаторов); соседство в одном предложении всего перечисленного (не сводимое к остроумному произволу автора этого списка).
Согласно Харману, объект «изъят из доступа», так как его онтологическое ядро не зависит от его взаимодействий или отношений с другими объектами.
В хармановском смысле сновидение есть объект, обладающий недоступной внутренней реальностью и чувственно воспринимаемой оболочкой. Ядро сновидения столь же нечеловекочитаемо, что и двоичный код какого-нибудь медиафайла, — но при этом встречает нас внешним интерфейсом, позволяющим о нём узнавать и его интерпретировать. При посредстве этого интерфейса сны встроены в сеть отношений с другими объектами — например, с личной историей сновидца, с его эмоциональной сферой, с разными контурами его бессознательного, с культурным контекстом, формирующим язык описания реальности. Сновидение влияет на наши экзистенциальные перспективы, опосредуя наш опыт и взаимодействие с миром — как тот артхаусный фильм, которого мы не поняли, но он оставил странный осадок в сердце.
Можно сказать, что сновидение есть гиперобъект, как его определяет Тимоти Мортон, — огромная распределённая сущность, не соразмерная никаким человеческим репрезентациям, потому что она колоссальна и диффузна во времени и пространстве [8]. Сны невозможно полноценно проживать и достоверно интепретировать из-за их масштабов, сложности и мимолётности: они прилипают к любому другому объекту и неотделимо срастаются с ним; они ускользают от понимания; они существуют в измерениях, которые превышают всякое восприятие. Язык, при посредстве которого онейрическая реальность сообщается со сновидцем, его вокабуляр и грамматика, синтаксис и семантика — всё это формируется динамически из мешанины ингредиентов, которая не поддаётся никакому учёту: от архетипов коллективного бессознательного до случайных физиологических эксцессов. Этот язык понятен только самому сновидцу — и обычно испаряется после пробуждения, оставляя после себя лишь случайные образы.
Поэтому, в частности, бесполезны так называемые сонники. Словарь сновидения — это книга, напечатанная на заказ в одном экземпляре и рассыпающаяся в пыль с восходом солнца.