
«Лис» — крошечный студенческий театр, пытающийся перехитрить руководство университета. Всего один из сюжетов, которым посвящен роман. Книга охватывает три десятилетия из жизни российского вуза, в метаморфозах этого маленького государства отражаются перемены огромной страны. Здесь борьба за власть, дружбы, интриги, влюбленности, поединки, свидания, и, что еще важнее, ряд волшебных изменений действующих лиц, лавные из которых — студенты настоящие, бывшие и вечные. Кого тут только не встретишь: отличник в платье королевского мушкетера, двоечник-аристократ, донжуаны, шуты, руферы, дуэлянты. Здесь масса подробностей университетской жизни, о которых читатель даже не догадывался. «Лис» — роман о том, что позволено молодости.
Иллюстрация на обложке: Александра Кузнецова

Начался новый учебный год, и об отпуске напоминал разве что загар, особенно заметный на границе с манжетом белой рубашки. Казалось, в этот загар тайно вписаны и морская соль, и плеск волн, и раскаленные солнцем камни на мысу Айя, и душный запах полуденного можжевельника. Но вот уже неделю по утрам к окнам подходил мелкий дождь, выстукивая прозрачные многоточия, и понемногу лето превращалось в воспоминание, в чье-то письмо без конверта, в обрывок забытой песни. В аудиториях пахло недавним ремонтом, который все еще напоминал о себе белесыми следами на линолеуме по дороге к закрытой столовой и редким жужжанием дрели. Университетская жизнь потекла в берегах привычного распорядка и только первокурсникам казалась ни на что не похожей.

Все студенты делятся на две неравные группы. Большинство считает преподавателей особой породой людей, единицы полагают их такими же людьми, как они сами. В свою очередь все преподаватели делятся на тех, кто воспринимает студентов как детей-подопечных-подчиненных, и других, которые приходят на занятия к равным.
По мнению большинства учеников, особость преподавателей заключается не в их умственном и нравственном превосходстве или, наоборот, в старомодности и ограниченности, а только в том, что они всегда находятся и должны оставаться на известном расстоянии. Конечно, бойкая дипломница может станцевать на выпускном балу с каким-нибудь разгорячившимся профессором, но постоянно ходить с ним на танцы не станет, потому что это стыдно и глупо. Отважный отличник может поспорить с доцентом определении нации или, положим, о достоинствах и недостатках прочитанной монографии, но ему в голову не придет попросить номер телефона и продолжить дискуссию на выходных.
Лицо Одиссея посерьезнело. — Если так, Пенелопа, для чего, по-твоему, я вернулся домой? Что заставило меня отказаться от путешествий, от сражений, от колдуньи, влюбленной в меня, точно кошка? Все посмотрели на Алю, Аля — на Тагерта, Тагерт — на Марьяну Силицкую. — Все, что случилось в разлуке, крепче сводит нас. Хочу быть рядом с тобой, Пенелопа, единственная моя любовь, царица Итаки и моего сердца. Находившиеся в зале почувствовали, что сказанное — уже не игра, не совсем игра, между Костей Якоревым и Марьяной Силицкой что-то происходит, и эта перепалка по мотивам пьесы — всего лишь прикрытие для настоящего, до дрожи волнующего диалога. Лицо и шея Пенелопы медленно залились краской.
Следующим вышел Олег, которого все звали Извилиной. Извилина сказал, что он мог бы спеть одну песню, но она с матом, а в аудитории девушки. «Да ничего страшного, чего мы там не слышали», — сказали девушки. Извилина, уже сев на стул для выступающих, продолжал отнекиваться: — Я бы всей душой. Вы же сами потом меня осудите. — Пой, тут все свои. — Если бы можно было запикать слова… — Извилина, мы тебя сейчас самого запикаем. Пой, черт нездоровый.
— Хочешь знать, почему я держусь за эту работу? Причин хватает, но есть важнейшая: университет — это эликсир молодости. Да-да, смейся. Не знаю, помнишь ты или никогда не видела… Анна Богдановна, инспекторша юрфака. Обычная сорокалетняя тетка с золотыми зубами и волосами, окрашенными хной. Точнее, такой она была, когда пришла в университет — безвкусно одетой, вечно раздражительной, некрасиво стареющей женщиной. За пять лет, пока она вела к диплому свой курс, глаза у нее заблестели, ожили волосы, кожа, ногти — я не шучу! — она стала одеваться по моде, быстрее и остроумнее отвечать на вопросы. Эти мальчики и девочки, эти инфантильные разгильдяи, прогульщики и двоечники — вы! — научили ее своей юности. Заразили быстротой реакции, легкомыслием, беспричинным смехом и невольной радостью жизни. Работай она в департаменте министерства или в офисе инвестиционной компании в окружении озабоченных сверстников и сверстниц, у нее не было бы ни мотива, ни ресурсов, ни шанса помолодеть. А здесь — было.